Введение
Всего лишь год назад – летом 2008-го - российские элиты были уверены, что современной России ничто не угрожает: экономический рост бесконечен, сырьевая модель экономики – непотопляема, гламурному авторитаризму, который в полной мере сложился за минувшие 10 лет, нет убедительной альтернативы, а президентство Медведева станет едва ли не увеселительной прогулкой. Полемика, в основном, сводилась к тому, останется ли Дмитрий Медведев президентом, а Владимир Путин премьер-министром до 2016 года, захочет ли Путин вернуться на президентский пост, как сложится конфигурация власти к 2020 г. и так далее. Лишь немногие наблюдатели (в том числе – эксперты Института национальной стратегии) предупреждали, что Россия войдет в тяжелый и затяжной кризис вскоре после избрания третьего президента. Но элитам не хотелось этого слышать. Не хочется и сегодня. Элитные упования связаны, в основном, с возможным в обозримом будущем восстановлением «справедливых» (т.е. сверхвысоких) цен на сырую нефть – главный параметр и условие развития современной российской экономики. Чтобы снять с себя ответственность за возникновение и драматические последствия кризиса, представители власти (и правящей элиты в целом) постоянно повторяют, как магическое заклинание, что кризис пришел к нам из США, и мы якобы не могли ни предвидеть, ни предотвратить его разумным путем. (Хотя достаточно было обращать внимание на соответствующие прогнозы и оценки, которые отнюдь не были секретными). «День простоять, да ночь продержаться» - вот логика российской элиты. Классическая логика временщиков.
А тем временем кризис может вообще подвести черту под существованием России как единого целостного государства, существующего неразрывно в настоящем, прошедшем и будущем. К тому есть все осязаемые предпосылки. Нам уже приходилось писать, что в сегодняшней России мы видим признаки не только глубокого системного кризиса, выходящего далеко за пределы экономики, но – черты цивилизационного упадка. Которые нередко проявляются в облике различных цивилизаций по достижении ими критического исторического возраста (1 200 лет). Если отсчитывать историю российской цивилизации от IX века, мы вплотную приблизились именно к этой возрастной черте.
Этот доклад обращен к президенту России. Не к физическому лицу Медведеву Д. А., а именно – к главе государства. Как высшей и финальной инстанции ответственности за то, что происходит в нашей стране и с нашей страной. И только от президента, в конечном счете, зависит возможное кардинальное изменение властного курса, равно как и качественная модернизация элит.
Мы не питаем иллюзий. Мы понимаем, что Дмитрий Медведев выдвинут на президентский пост нынешней правящей элитой как представитель и выразитель ее жизненно важных интересов. Он пришел на высший государственный пост в 2008 году не для того, чтобы резко изменить курс своих предшественников. Его изначальным заданием было обеспечение стабильного функционирования существующей, постсоветской модели существования и развития России. И отдельные признаки «оттепели», которые мы наблюдали весной – ранним летом 2009 г., свидетельствуют, скорее, о стремлении уйти от фундаментальных институциональных изменений, подменив их тактическими шагами навстречу общественному мнению.
Но, тем не менее, мы не считаем, что смена курса в принципе невозможна. Под давлением жестких исторических обстоятельств российская власть теоретически может пойти на единственно правильные решения. Так бывало прежде в нашей истории. И принять такие решение способен только президент как носитель исключительного статуса и особой роли в российском государстве.
В России невозможна «цветная революция» по образу и подобию тех, что произошли в 2003-2005 гг. в Грузии, на Украине и в Киргизии. Поскольку у России – качественно иной исторический опыт государственности. Пока первое лицо государства (монарх, президент – как бы его ни называли формально) легитимно, восстание против верховной власти невозможно. Не случайно все великие русские бунтовщики либо провозглашали себя легитимными царями, либо убеждали народ, что действуют в интересах и по воле царя. И оставались успешны лишь до тех пор, пока им удавалось успешно ассоциировать себя с царской властью. Как только обман вскрывался – социальная база мятежа разваливалась.
Когда же высшая инстанция власти утрачивает в глазах народа легитимность, наступает крах государственности. Который, в некоторых случаях, потом называется в учебниках истории «революцией». Но это не мирная смена власти, а именно крах. Альтернативой такому краху может быть «революция сверху» - радикальная смена политики Кремля по инициативе самого Кремля.
Посильные соображения касательно преодоления постсоветской модели и очертаний новой, альтернативной модели, приводятся в этом докладе.
Постсоветская модель и ее закат
Сегодня мы наблюдаем в России не просто экономический кризис, но крах самой постсоветской модели развития.
Следует отметить, что подобная модель развития присуща практически всем странам СНГ (кроме Белоруссии, где реализована не постсоветская, но неосоветская модель). Однако настоящий доклад посвящен исключительно российской проблематике, вызовам и угрозам, которые возникают для России в связи с исчерпанием постсоветской модели развития, и возможностям системного ответа на эти вызовы.
Что такое постсоветская модель развития?
Классическая постсоветская модель для России, которая, в целом, сложилась во второй половине 1990-х, однако приняла стабильные очертания в 2000-2008 гг., предполагала (предполагает):
· Преимущественную ставку правящей элиты на утилизацию и эксплуатацию советского наследства в противовес модернизации;
Элиты могут сколь угодно много говорить о модернизации, но фактически логика утилизации несовместима с нею, потому в реальности модернизации не происходит даже на уровне постановки реальных (а не исключительно пропагандистских) задач.
· Опору на один (избранный) экспортнориентиорованный сектор экономики (в РФ – нефтегазовый комплекс, подобно тому, как на Украине – металлургия и т.п.) в ущерб развитию других отраслей
· Критически высокий уровень зависимости экономики от внешних факторов, в частности, экспортной конъюнктуры в «избранном» секторе экономики, притока спекулятивных иностранных инвестиций, а также импорта товаров, услуг и технологий
Удельный вес природных ресурсов и продуктов их первичной переработки в общей структуре экспорта страны за период 2000-2007 гг. колебался от 78,2% в 2002 г. до 85,5% в 2006-м, а экспорт машин, оборудования и транспортных средств снизился с 9,4% в 2002 г. до 5,6% в 2007-м. За тот же период импорт продовольственных товаров увеличился в 3,7 раза, машин, оборудования и транспортных средств – в 9,6 раз, товаров широкого потребления – в 4,3 раза. Западные компании производят уже 70% геологоразведочных работ в нашей нефтедобыче. В городах-миллионниках зависимость от импорта продовольствия составляет около 75%, импорта лекарственных средств – 67%, многие потребительские товары повседневного спроса в настоящее время в России не производятся.
· Последовательное упрощение экономических, социальных, политических и управленческих конструкций; любые простые решения представляются элитам более надёжными, а сложные – потенциально либо актуально рискованными; лишние сущности (политические, экономические, культурные, информационные) – отсекаются
· Развивающийся и углубляющийся авторитаризм как неизбежный гарант политико-социальной стабильности в условиях данной модели развития.
Критериями успешности подобной модели, с точки зрения элит, являются:
- определенный набор краткосрочных формальных экономических и сопутствующих показателей (рост ВВП, размер накопленных финансовых резервов, индексы фондового рынка и др.);
- постоянный рост потребления – как элитного, так и низового.
Разумеется, постсоветская модель развития, исходя из ее жизненно важных оснований и характеристик, может быть успешной только при условии благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры, включая:
- Цены на энергоносители и продукты их первичной переработки.
Если в 2004 г. среднегодовая цена на нефть марки Urals составляла $34,4/барр., то по итогам 2008 г. - $94,4/барр. Рост положительного сальдо торгового баланса, увеличение золотовалютных резервов Банка России, накопление средств в суверенных фондах, составивших на 1 января 2009 г. $225,1 млрд., способствовали консервации сырьевой (колониальной) модели экономики.
- Доступность внешних кредитных ресурсов.
За период 2004-2008 гг. внешний долг негосударственного сектора возрос с $108,0 млрд. по итогам 2004 г. до $451,9 млрд. на 1 января 2009 г. Всего же внешний долг Российской Федерации на 1 января 2009 г. составил $484,7 млрд.
- Масштабный приток иностранного спекулятивного капитала, так называемых «глупых денег», стимулировавших резкий рост фондового рынка.
По итогам 2004 г. индекс РТС составил 614,1 пункта, а 19 мая 2008 г. достиг абсолютного максимума в 2498,1 пункта. Повышение капитализации российских компаний, чьи акции котировались на российских и иностранных биржах, позволило, в свою очередь, российским заемщикам привлечь крупные кредиты на внешнем рынке. Досрочная выплата Россией государственного долга также имела фактической целью облегчить доступ корпораций к зарубежным кредитным ресурсам и оптимизировать условия корпоративных заимствований.
Сегодня мы должны констатировать: основания постсоветской модели развития для России подорваны, в силу чего сама модель становится более не жизнеспособной.
Это и составляет суть специфически российского преломления мирового экономического кризиса.
Важнейшим с точки зрения жизнеобеспечения государства является фактор исчерпания ресурсов и резервов советского наследства. Неуклонный и неумолимый износ советской инфраструктуры – как материально-технической, так и социальной, – постепенно, даже на фоне благополучных минувших лет, ставил Россию перед серьезным вызовом. Тот факт, что к этому заранее известному вызову прибавились ставшие для многих неожиданностью ухудшение внешнеэкономической конъюнктуры и циклический спад, качественно усугубляет ситуацию, переводя ее в формат системного кризиса.
Текущий этап экономического кризиса
В последнее время представители политического и экспертного сообщества по-разному определяют место России в кризисной системе координат. Одна точка зрения состоит в том, что кризис в России либо уже достиг своего «дна», либо достигнет его в ближайшие месяцы. Альтернативный подход подразумевает, что нас ждет дальнейшее ухудшение финансово-экономической и социальной ситуации.
«Оптимисты» полагают, что некоторые формальные показатели – в частности, коррекция цен на нефть, укрепление рубля на протяжении последних двух месяцев, относительный рост фондовых индексов и т.п. – позволяют говорить о том, что кризис близок к исчерпанию, и катастрофические потрясения нам в обозримом будущем не грозят.
В период с 1 февраля по 19 июня 2009 курс рубля колебался в коридоре 30,5131-36,3387 руб. за один доллар США. За указанный период индекс РТС вырос с 535,04 пунктов до 1011,38 пунктов (максимальное значение - 1180,56 пунктов - было зафиксировано 2 июня 2009 г.), индекс ММВБ – с 619,27 пунктов до 1020,98 пунктов (максимальное значение – 1206,21 пунктов было зафиксировано также 2 июня 2009 г.). Цены на нефть колебались в коридоре $38,10-70,87 (цена нефтяной корзины OPEC).
Однако, по нашему мнению, нет никаких оснований утверждать, что локальное выправление нескольких показателей знаменует выход из рецессии. Напротив, комплексный анализ ситуации дает больше оснований для пессимистической оценки дальнейшего развития событий.
В банковском секторе возрастает удельный вес просроченной кредиторской задолженности, увеличивается безработица, мировые рынки, от ценовой стабильности которых более чем наполовину зависят поступления в федеральный бюджет, далеки от восстановления. Собираемость налогов снижается, резервы могут быть израсходованы уже в следующем году, Россия стоит на пороге необходимости вновь после «тучного» десятилетнего перерыва осуществлять внешние заимствования.
Согласно данным Росстата, падение промышленного производства в мае 2009 года по отношению к аналогичному месяцу 2008 года ускорилось до 17,1% с 16,9% в апреле и 13,7% в марте. За первые четыре месяца 2009 г. Федеральная налоговая служба собрала в бюджетную систему 2,7 трлн руб. — на 20,9% меньше, чем год назад. Налоговые доходы федерального бюджета рухнули еще сильнее — на 34,4%. Наибольшее снижение – по сборам НДПИ (-52,8%) и налогу на прибыль (-46,8%). Федеральная служба государственной статистики (Росстат) в конце мая сообщила, что в апреле 2009 общая численность безработных в нашей страны выросла на 200 тыс. человек и достигла 7,7 млн. человек, что составляет 10,2% экономически активного населения России. Снижение инвестиций в основной капитал в марте 2009 г. по сравнению с мартом 2008 г. составило 15,4%.
До настоящего времени Россия получила лишь первые проявления экономической и социальной нестабильности. Во второй половине 2009 г. и в 2010 г. следует ожидать полномасштабного экономического кризиса со всеми сопутствующими признаками: падением промышленного производства, огромным дефицитом бюджета, инфляцией в десятки процентов, массовыми банкротствами предприятий финансового и реального сектора, увеличением серого сектора экономики, обнищанием до трети населения. Предотвратить такое развитие событий сегодня представляется все менее вероятным.
Некоторые последствия кризиса для национальной экономики и социальной сферы
Негативными последствиями экономического кризиса, продолжительность которого в России составит не менее 30 месяцев, могут стать:
- дефицит федерального бюджета, который даже по официальным прогнозам Министерства финансов РФ, в 2009 г. составит не менее 7,4% ВВП (3,0 трлн. рублей), в 2010 г. - 5% ВВП (2,2 трлн. рублей), в 2010 г. – 3% ВВП (1,3 трлн. рублей). Фактически же в 2009 г. дефицит федерального бюджета будет значительнее, так как, во-первых, правительство планирует дополнительно профинансировать проведение антикризисных мероприятий, а во-вторых, в I квартале 2009 года поступления в консолидированный бюджет РФ снизились на 9,2% и составили 1,5 трлн. рублей. В то же время, по данным Минфина, объем средств Резервного фонда, из которого финансируется дефицит федерального бюджета, в настоящее время составляет 4,1 трлн. рублей. Таким образом, средства Резервного фонда закончатся уже в 2010 г.;
- обнуление, а затем переход к отрицательным значениям показателя сальдо платежного баланса страны на фоне необходимости сохранения фиксированных объемов импорта продовольствия, лекарственных средств, ряда товарных позиций потребительского сектора;
- возобновление девальвации рубля в конце 2009 г., а в 2010 - 2011 г. - преодоление психологически важного рубежа в 100 руб./$1, вхождение в долгосрочный период «высокого» курса доллара;
- падение в 2010 г. темпов промышленного производства не менее чем на 30% в сравнении с показателями 2008 г.;
- двукратный рост безработицы во второй половине 2009 г. – первой половине 2010 г.;
- увеличение фактической инфляции до 20-23% в 2009 г. и 25% в 2010 г., основными причинами которого явятся: девальвация рубля, рост тарифов естественных монополий, снижение конкуренции на потребительском рынке, дальнейшее увеличение масштабов коррупции;
- обнищание населения – уже в 2010 г. число граждан страны, проживающих за чертой бедности, превысит 40 млн. человек;
- ускорение депопуляции, вызванное, в частности, ростом числа самоубийств, распространением алкоголизма и наркомании, ростом числа абортов, отсутствием у миллионов россиян доступа к квалифицированной медицинской помощи (в том числе из-за финансовой недоступности такой помощи);
- рост этносоциальной напряженности за счет дополнительной криминализации диаспоральных / мигрантских сообществ в условиях кризиса, растущая в среде мигрантов угроза массовых беспорядков, катализирующих межэтническую вражду;
- развитие центробежных тенденций в социально-экономической политике регионов, которое может проявиться, в частности, в протекционистских действиях, ограничении вывоза товаров за пределы тех или иных субъектов Федерации, задержках и в дальнейшем в отказах от перечисления налогов и сборов в федеральное казначейство, принятии региональных законодательных актов, не соответствующих федеральной нормативной базе, разработке и реализации региональных антикризисных программ, идущих вразрез с федеральными антикризисными мероприятиями;
- нарастание регионального сепаратизма в национальных республиках, некоторых регионах Дальнего Востока, а также в Калининградской области.
- корпоративные дефолты крупнейших российских компаний по российским и иностранным займам.
Рассчитывать на сравнительное быстрое завершение кризиса, как это делают определенные представители исполнительной власти, не приходится: поскольку основные кризисогенные факторы останутся в силе на протяжении, как минимум, ближайших 3 лет. В их числе:
- невозможность получения Россией и российскими экономическими субъектами дешевых кредитных ресурсов от западных финансовых институтов, что будет связано с кризисом доверия к компаниям развивающихся стран, необходимостью финансировать национальные экономики развитых стран, а также сжатием денежной массы;
- отсутствие условий для достижения докризисных показателей капитализации российских предприятий по тем же причинам, что сделает невозможным привлечение ими капиталов посредством размещения ценных бумаг;
- отсутствие перспектив существенного (качественного) улучшения сырьевой конъюнктуры, аналогичного периоду 2004 - первой половины 2008 гг.;
- износ инфраструктуры, созданной еще в советское время (степень износа основных фондов на начало 2007 г. по всем отраслям промышленности находилась на уроне 50%, физический износ инженерных коммуникаций в 2008 г. колебался по разным группам от 54 до 65%).
Факторы, усугубляющие экономический кризис.
Перечисленные негативные последствия кризиса усугубляются двумя чрезвычайно важными факторами, в свете которых общие риски многократно возрастают и которые, при определенном развитии событий, способны превратить кризис в катастрофу.
1. Безответственность экономических и административных элит.
Правящему классу страны – в том виде, как он сложился в 1990-е годы и сохраняется до сих пор, на основе аффилированных отношений крупного бизнеса и большей части бюрократии – присущ острый дефицит социальной и национальной ответственности. В своей основной части правящий класс РФ ориентирован на краткосрочную выгоду и локальные финансовые интересы (включая безопасность оффшорных авуаров, сформированных в результате вывоза капитала из России в минувшие полтора десятилетия). Действия его представителей зачастую входят в противоречие не только с национальными приоритетами, но и с объективными / долгосрочными классовыми интересами крупного капитала в РФ.
В ситуации экономического кризиса эти особенности российского правящего слоя проявляются с особой остротой. Антикризисные меры, принятые правительством в период с середины сентября 2008 г., были направлены, в первую очередь, на обеспечение жизненно важных интересов нескольких десятков представителей правящей элиты, скорее, чем на стабилизацию финансово-экономической ситуации в целом. Фактически был открыт этап негласной приватизации государственных финансовых резервов, возникших в результате сырьевого бума 2004 – первой половины 2008 гг.
Так, в рамках правительственных антикризисных мер в первоочередном порядке удовлетворялись заявки преимущественно крупнейших олигархических структур, которые были не только во многом ответственны за финансово-экономический кризис в РФ, но и располагали значительными возможностями решения своих финансовых проблем без государственной поддержки. В частности, совокупный объем дивидендных выплат, выплаченных прежде оффшорным компаниям, представляющим фактических владельцев российских корпораций, значительно превосходит суммы кредитов, которые эти владельцы получили (или планируют получить) от государства через ВЭБ или иными каналами. Однако ключевые представители российской экономической элиты не воспользовались собственными средствами, чтобы расплатиться с кредиторами, а поспешили прибегнуть к государственной помощи. Подобное поведение отражает один из системообразующих принципов российской правящей элиты: капиталы, размещенные за пределами России, не могут использоваться для решения каких бы то ни было проблем, возникающих в российском экономическом пространстве.
Понятно, что при подобном подходе трудно ожидать от бизнес-элиты ответственного поведения в условиях кризиса, а от антикризисных действий правительства – желаемой эффективности. Ключевым результатом этих действий стала интенсификация бегства капитала и девальвации рубля. Значительная часть финансовой помощи, предоставленной государством крупному капиталу, немедленно оказалась на валютном рынке и была направлена на покупку иностранной валюты, что резко усилило давление на рубль и, одновременно, заставило финансовые власти увеличивать расходы на предотвращение краха рубля.
Председатель правительства РФ Владимир Путин неоднократно подчеркивал, что на поддержку банковского сектора страны выделено порядка 5 трлн. рублей, однако, как видно из показателей банковской ликвидности и динамики кредитных ставок (показатели банковской ликвидности снизились с 703 млрд. рублей на 1 октября 2008 г. до 629 млрд. рублей на 19 декабря 2008 г., а индикативная ставка предоставления 3-месячных рублевых кредитов (депозитов) на московском денежном рынке — MosPrime Rate — возросла с 9,1% на 1 октября 2008 г. до
21,8% годовых на 31 декабря 2008 г.), эти средства ни в банковской системе, ни реальном секторе российской экономики не задержались, были конвертированы, чем создали беспрецедентное давление на курс рубля, и впоследствии выведены за границу. По нашим оценкам, при отсутствии искусственного стимулирования девальвации рубля со стороны правительства РФ и Банка России, курс рубля к американскому доллару на 1 января 2009 г. не превысил бы 26,4 руб./$1. В действительности курс национальной валюты составил на указанную дату 29,4 руб./$1.
Инициированная правительством РФ девальвация национальной валюты, по данным Агентства по страхованию вкладов, позволила получить банковским структурам до 900 млрд. рублей дополнительной прибыли лишь за ноябрь 2008 г. – январь 2009 г. По нашим подсчетам, объем «девальвационных» доходов банковского сектора за данный период составил не менее 1,5 трлн. рублей. Получение столь значительных доходов позволило выплатить крупнейшим российским банкам огромные бонусы топ-менеджменту. Так, бонусные выплаты руководству четырех «системообразующих» банков по итогам 2008 г. составили: в Газпромбанке – 1005,9 млн. рублей 14 членам Правления, в Сбербанке - 933,6 млн. рублей 23 членам Правления, в Россельхозбанке – 187,5 млн. рублей 9 членам Правления, в ВТБ только за IV квартал 2008 г. – 131,4 млн. рублей 11 членам Правления.
Экономико-бюрократическая элита не прилагает должных усилий к нивелированию последствий экономического кризиса, зачастую напротив – использует кризис, в значительной мере, для обеспечения своих сугубо частных интересов.
2. Объективное ослабление института президентства в переходной ситуации «двоевластия».
Современному российскому обществу присущ не только правовой, но, шире, институциональный нигилизм – глубоко укорененное недоверие к органам государственной власти и иным публичным институтам. Эту тенденцию несложно проследить по рейтингам доверия к органам власти на всех уровнях. Подобающим доверием на протяжении минувших лет пользовался лишь институт президентства. Вне зависимости от личностей, занимающих высший государственный пост, этот институт является несущей конструкцией российской политической системы, поскольку, в сложившейся системе, лишь он соединяет в себе публично-представительную и реальную распорядительную власть. Как следствие, он и только он обеспечивает взаимосвязь властной системы с обществом и производит жизненно необходимый государству фермент доверия – ограничивая от имени народа всевластие бюрократии.
Данное прочтение президентской власти в России закрепилось в годы правления В. Путина и оказалось созвучно общественному сознанию. Склонность к восприятию первого лица как «некоронованного монарха» присуща не только российской политической культуре, но и политической культуре некоторых других европейских стран (сам термин был введен применительно к голлистской политической системе Франции).
Эту склонность не следует понимать в том смысле, что любой глава государства получает автоматический кредит доверия в обществе. Подчас, напротив, монархический стереотип президентской власти оборачивается глубоким скепсисом и негативизмом в адрес конкретных ее носителей. Позитивное или негативное преломление этого стереотипа зависит не столько от личностных особенностей лидера, сколько от соблюдения определенного политического ритуала, который состоит из нескольких элементов:
- Некоронованный монарх исключителен – не в смысле личных достоинств, а в смысле своего положения в политическом пространстве, у него не должно быть прямых соперников, публично покушающихся на его прерогативы;
- Некоронованный монарх выше персональной критики – публичная критика в адрес непосредственно первого лица (в отличие от нижестоящих лиц или даже системы как таковой) подрывает основы данной системы;
- Некоронованный монарх надпартиен – не только формально, но и по существу (он не может быть заложником «кружковых» предпочтений и противоречий);
- Некоронованный монарх стоит над разделением властей и над законом – гарантируя действие права и политической системы «извне», в том числе, через применение исключительных полномочий в чрезвычайных ситуациях.
Сложившаяся после президентских выборов 2008 года модель власти – в рамках которой экс-президент воспринимается, в значительной мере, как носитель публичного лидерства и контрольных позиций в госаппарате – фактически ведет к институциональному ослаблению президентского поста, который лишается своей исключительности в публичном пространстве и безусловного оперативного верховенства. Вместе с этими свойствами – опять же, вне зависимости от личностей – он утрачивает и потенциал по производству доверия между властью и обществом. Таким образом, «удвоение» политического лидерства оборачивается его атрофией и разрывом связи между государством и обществом, что на фоне обозначенных выше вызовов представляет особую опасность.
Таким образом, в сочетании с кризисом института президентства в переходной ситуации двоевластия и хронической безответственностью элит, динамика социально-экономического кризиса ставит под вопрос не только сложившуюся политическую систему, но судьбу государственности России в целом.
Сегодняшнее положение российского государства можно сравнить с предкатастрофической ситуацией 1915-1916 и 1989-1990 гг. В обоих случаях Россия столкнулась с необратимым системным кризисом прежней модели развития. И в обоих случаях фундаментальным фактором было саморазрушение государственности из-за деградации правящих элит и властных институтов, а не революционное восстание против нее. Дважды на протяжении минувших ста лет государство в России было демонтировано не «революционными массами» и не внешними силами, а, прежде всего, собственными элитами – и центральная власть не сумела что-либо противопоставить этому, оказавшись в критический момент лишенной необходимой инициативы и опоры в обществе.
И перед февралем 1917-го, и перед августом 1991-го (когда СССР фактически прекратил свое существование, хотя конвульсии советской империи продолжались еще 3 месяца), российская власть стояла перед принципиальным выбором:
- сменить устаревшую модель развития посредством революционных по своему характеру преобразований («революции сверху»);
или
- поддерживать инерционный характер развития ситуации, рассчитывая на внутренние ресурсы / резервы прежней модели развития.
В обоих случаях в XX веке был сделан второй выбор, что и приводило дважды, как мы имеем все основания утверждать, к краху нашей государственности.
Сегодня Россия и ее верховная власть – в третий раз за последние 100 лет – стоит перед точно таким же выбором.
